Рукописи горят, или Роман о предателях. «Мастер и Маргарита»: наблюдения и заметки - Юрий Лифшиц

Рукописи горят, или Роман о предателях

«Мастер и Маргарита»: наблюдения и заметки

Юрий Лифшиц

© Юрий Лифшиц, 2016

ISBN 978-5-4483-5916-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

        Испытаем, братия, стихи наши без трусости        Вечный огонь беспощаден и свят.        Хорошо горят гениальные рукописи.        Плохие рукописи не горят.        Петр Вегин. Главный эксперимент Хлебникова

Предуведомление для возможных читателей

Если верить Платону, Сократ не любил книг, и, похоже, верному ученику Сократа верить можно, поскольку его учитель книг действительно не писал. Не потому что был неграмотным, а из принципа. Дескать, всякая книга вызывает сплошные вопросы, а спросить не у кого, поскольку автор либо далеко, либо давно умер и «пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки». При чем тут Соловки, автор настоящего текста не постигает, но на своем собственном опыте зная привязчивый характер «Мастера и Маргариты», уже ничему не удивляется.

В случае же с нижеизложенным опусом автор пока еще жив, и ежели что не так, читатель всегда может прибегнуть к крайним мерам. Нет, речь не идет «об выпить хорошую стопку водки», и не «об дать… по морде» автору. (Это цитата из другого автора, но пусть себе стоит, ибо давно хотелось). То есть читатель может отложить чтение в самом его начале, в середине, в конце и вообще где угодно или, на всякий пожарный, вообще его не начинать, а то не ровен час, мало ли что, где тонко – там и рвется, не приведи Господи, вот тебе, бабушка, и Юрьев день и т. д. и т. п.

Все нижеприведенное составлено под тем углом зрения, где автор обретается до сих пор. Это его, автора, собственный, особенный, самоличный, персональный, единственный и неповторимый, обаятельный и привлекательный, прекрасный и удивительный, лучший из всех возможных – угол зрения. Он обживался автором чуть более пяти лет, автору в нем уютно, тепло, светло, под рукой книги, компьютер, интернет, хлеб да соль, и мухи не кусают. Но авторский угол зрения ни в коей мере не заменяет и не отменяет другие углы зрения, тоже в массе своей лучшие из всех возможных для их персональных обладателей.

Итак, плоды пятилетнего авторского ничегонеделания перед читателем, и если он желает понять автора, то ему предстоит принять к сведению следующие соображения:

1. автор ни в коем случае не стремился исчерпать все интерпретаторские возможности, имеющиеся в громадном арсенале наблюдаемого им произведения;

2. каждый свой довод автор пытался подкрепить и подкрепил цитатами из произведения;

3. автор, по мере возможности, оснастил свой текст интеллигентскими оговорками вроде «с моей точки зрения», «как мне представляется», «если принять во внимание», «возможно», «кажется» и т.п., отвергающие возможный упрек в сторону автора о категоричности его высказываний, тем более что они на самом деле категоричны, но вызваны отнюдь не категоричностью автора, а его авторским стилем, принятым в ниженазванном опусе;

4. автор, по мере своих скромных сил, привлек возможный для него контекст, способный прояснить ситуацию с произведением;

5. на протяжении всего текста автор применяет некоторый прием, заключающийся в том, что, высказав определенное суждение, предлагает читателю рассмотреть его более подробным образом несколько позже, тем самым возвращаясь к уже сказанному, но с помощью более широких обобщений;

6. автор ни в коем случае не хотел травмировать психику читателя своим, мягко говоря, нестандартным взглядом на все без исключения персонажи, фигурирующие в произведении, а также и на автора этого произведения;

7. автор… в общем, как сказано в одном широко известном первоисточнике, «еже писахъ – писахъ», тем более что эти слова произнес о Царе Иудейском тот самый «сын короля-звездочета и дочери мельника, красавицы Пилы», «жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат», который «в белом плаще с кровавым подбоем…» и далее по тексту.

Короче говоря, раз уж в предуведомление, опять же помимо воли автора, снова вторглись «Мастер и Маргарита», стало быть, оно окончено, и читатель может переходить к просмотру опуса «Рукописи горят, или Роман о предателях». Или не переходить. Ибо вольному – воля, спасенному – рай.

Автор.

1. Вступление

«Мастер и Маргарита» – произведение яркое, глубокое, мощное, страшное, страстное, непредсказуемое, обоюдоострое, взрывоопасное. Оно либо раз и навсегда отторгает от себя читателя, либо бесконечно захватывает – и тоже навсегда. Увлечься им – означает раствориться в нем, пропасть и едва ли не а всю жизнь. Говорю это по собственному опыту: меня роман М.А.Булгакова не отпускает вот уже тридцать с лишним лет.

За это время возникло немало вопросов, и чем дольше я вчитывался в роман, тем больше их появлялось. Почему, к примеру, из целого арсенала дьявольских имен Булгаков избрал практически никому не известное – Воланд? Зачем Воланд явился в Москву со своей адской шпаной? Почему председатель правления литературной организации Берлиоз и главврач психиатрической клиники Стравинский носят композиторские фамилии? Почему Иешуа Га-Ноцри разительно отличается от евангельского Иисуса Христа? То, что отличается, было видно еще при первом прочтении, но, подчеркиваю, – почему? Почему в квартирах, разрушаемых Маргаритой, не оказалось ни единой живой души? Почему все женщины на балу у сатаны обнажены? Почему силы добра находятся в каком-то странно зависимом, подчиненном положении по отношению к силам зла? Что или кого считает истинным злом и подлинными злодеями автор романа? Хорошо или плохо заканчивается роман? Чем он вообще заканчивается? Почему из романа в романе о Понтии Пилате на свет Божий вышли всего четыре главы? И т. д. и т. п. Конечно, имеется соблазн объяснить все некоторой незавершенностью романа, ибо автор не успел собственноручно его отредактировать. Однако незавершенность не отменяет истолкований. Мало ли в литературе незаконченных произведений, но даже их незаконченность или фрагментарность используется литературоведами как неплохая возможность для интерпретаций.

В своих размышлениях о романе я намерен исходить из следующей методологии: раз за разом ставить перед собой совершенно детские вопросы, подобные приведенным выше. Буду опираться в основном на текст канонической версии романа, изредка прибегая к его черновым редакциям. В подавляющем большинстве случаев именно окончательная редактура является последней волей автора, хотя по отношению к советским писателям или, точнее, русским писателям, творившим при Советах, это не всегда верно. Тогдашние авторы составляли романы или повести, зачастую имея в виду генеральную линию партии, или, сочинив, правили текст в соответствии с нею. Достаточно вспомнить хотя бы А.А.Фадеева, изуродовавшего «Молодую гвардию» по указке Сталина. Но Булгаков, в годы написания «Мастера и Маргариты» находившийся на обочине литературного процесса, все-таки не чета тогдашнему руководителю Союза писателей СССР. Михаил Афанасьевич писал роман секретно и осуществлял его правку, как мне думается, в основном исходя из творческих соображений, а не из требований тогдашней политической конъюнктуры. (Кое в чем и из конъюнктуры, но об этом ниже).

Так, в редакции романа от 1928—29 гг. Воланд в ходе разговора на Патриарших прудах с писателями чертит изображение Христа на песке и, предварительно обозвав поэта Бездомного «интеллигентом», предлагает тому наступить на портрет ногой. «Иванушкин сапог… взвился, послышался топот, и Христос разлетелся по ветру серой пылью». Эта сцена, впоследствии вычеркнутая из текста, на мой взгляд, чересчур прямолинейна, картинна и художественно неубедительна. Это очень хорошо доказывает фильм Юрия Кары, эффекта ради принудившего Воланда чертить на асфальте фосфоресцирующий лик Спасителя. И далеко не случайно автор «Мастера и Маргариты» обошелся без этого вычурного эпизода в окончательном варианте романа.

Или взять дневниковую запись от 12 октября 1933 г. Е.С.Булгаковой, супруги писателя: «Утром звонок Оли: арестованы Николай Эрдман и Масс. Говорят, за какие-то сатирические басни. Миша нахмурился… Ночью М. А. сжег часть своего романа». Что именно было сожжено, остается только догадываться, возможно, как предполагают исследователи, в огне погибли некоторые страницы с описанием «бала при свечах», куда, по воле автора, возможно, были приглашены политически неблагонадежные, с точки зрения властей, гости. Так или иначе, я думаю, уничтоженный текст едва ли значительно повлиял на концепцию романа, а если Воланда посетили Гитлер и Ленин, как это показано в том же фильме Кары, то художественная несостоятельность такого рода сближений очевидна и без комментариев.